На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии (информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети "Интернет", находящихся на территории Российской Федерации)

Хвастунишка

6 778 подписчиков

Свежие комментарии

  • Наташа Ширинская
    Огромное спасибо за публикацию! Узнала очччень много интересного... Валерий Константиныч мой самый лучший друг... Име...НОСТАЛЬГИЯ. Песни...
  • Егор Иванов
    Правда?Древние цивилизац...
  • selyger ger
    И тут все вымерли..!Самые таинственны...

МЫ ИХ ЧИТАЕМ В ПЕРЕВОДЕ. Сэмюэл Колридж

http://46.165.248.96/static/bookimages/10/41/23/10412352.bin.dir/10412352.cover.jpg

Сэмюэл Тэйлор Колридж (англ. Samuel Taylor Coleridge; 21 октября1772, Оттери-Сент-Мэри, Девон — 25 июля1834, Хайгейт) — английский поэт-романтик, критик и философ, выдающийся представитель «озёрной школы». Отец поэтессы Сары Колридж (1802—1852) и литератора Хартли Колриджа (1796—1849).

При жизни Колриджа его значение как философа и учителя затмевали все остальные свойства его таланта, но потомство видит в нём главным образом поэта, автора «Старого морехода», «Кристабель» и других поэм, в которых странным образом перепутывается действительность с вымыслом.

Творческий метод Кольриджа заключался в постепенном переходе от реальности к фантазии, так чтобы читатель не мог понять, где кончается явь и начинается сон.

Воистину мятежный дух поэта никогда не давал ему покоя - всю жизнь Сэмюэл Кольридж провел в поиске. Искал свой творческий метод, свою философию, свои политические взгляды. Критика Кольриджа, его стремление проследить в конкретных, ограниченных, видимых произведениях искусства смутную, невидимую и сравнительно бесконечную душу художника, составляют попытку проникновения в явления, «покрытые завесой».

Соловей

День отошедший не оставил в небе
Ни облака, ни узкой полосы
Угрюмого огня, ни смутных красок.
Взойдем сюда, на этот старый мост.
Отсюда видно, как блестит поток,
Но струй не слышно; он течет бесшумно
По мягкому ковру травы. Все тихо,
Ночь так спокойна! И хоть звезды тусклы,
Подумаем о шумных внешних ливнях,
Что радуют зеленый мир, и мы
Найдем отраду в тусклом свете звезд.
Но слушайте! Вот соловей запел.
"Звучнейшая, печальнейшая" птица!
Печальнейшая птица? Нет, неправда!
Нет ничего печального в Природе.
То, верно, был ночной скиталец, с сердцем,
Пронзенным памятью о злой обиде,
Недуге давнем иль любви несчастной
(Собой, бедняга, наполнявший все
И слышавший в нежнейших звуках повесть
Своей же скорби), иль ему подобный,
Кто первый назвал эту песнь печальной.


И этой басне вторили поэты,
Которым, чем за рифмами гоняться,
Гораздо лучше было бы прилечь
На мху лесной лощины, у ручья,
При солнце или месяце, внушеньям
Живых стихий, и образов, и звуков
Всю душу отдавая, позабыв
И песнь свою, и славу! Эта слава
Тонула бы в бессмертии Природы, -
Удел достойнейший! - и эта песнь
С Природой бы слилась, и как Природу
Ее любили бы. Но так не будет;
И поэтичнейшая молодежь,
Что коротает сумерки весны
В театрах душных, в бальных залах, сможет
По-прежнему сочувственно вздыхать
Над жалобною песнью Филомелы.

Мой друг, и ты, сестра! Открыта нам
Другая мудрость: в голосах Природы
Для нас всегда звучит одна любовь
И радость! Вот веселый соловей
Стремит, торопит сладостный поток
Своих густых, живых и частых трелей,
Как бы боясь, что тьмы апрельской ночи
Ему не хватит, чтобы песнь любви
Спеть до конца и с сердца сбросить груз
Всей этой музыки!

Я знаю рощу,
Дремучую, у стен высоких замка,
Где не живут уже давно. Она
Вся заросла густым хворостником,
Запущены широкие аллеи,
По ним трава и лютики растут.
Но я нигде на свете не встречал
Так много соловьев; вдали, вблизи,
В деревьях и кустах обширной рощи,
Они друг друга окликают пеньем, -
Где и задор, и прихотливость лада,
Напевный рокот и проворный свист,
и низкий звук, что всех других отрадней, -
Такой гармонией волнуя воздух,
Что вы, закрыв глаза, забыть готовы,
Что это ночь! Меж лунными кустами
С полураскрытой влажною листвой
Вы по ветвям увидите сверканье
Их ярких, ярких глаз, больших и ярких,
Когда лампаду страстную затеплит
Светляк во мраке.

Молодая дева,
Живущая в своем радушном доме
Поблизости от замка, в поздний час,
(Как бы служа чему-то в этой роще,
Что величавей, чем сама Природа)
Скользит по тропам; ей давно знакомы
Все звуки их и тот летучий миг,
Когда луна за облако зайдет
И смолкнет все кругом; пока луна,
Вновь выплывая, не пробудит властно
И дол, и твердь, и бдительные птицы
Не грянут разом в дружном песнопенье,
Как если бы нежданный ветер тронул
Сто небывалых арф! Она видала
Порой, как соловей сидит, вертясь,
На ветке, раскачавшейся от ветра,
И в лад движенью свищет, ошалев,
Шатаемый, как пьяное Веселье.

С тобой, певец, до завтра я прощаюсь,
И вы, друзья, прощайте, не надолго!
Нам было хорошо помедлить тут.
Пора и по домам. - Вновь эта песнь!
Я был бы рад остаться! Мой малютка,
Который слов не знает, но всему
Забавным подражает лепетаньем,
Как бы сейчас он к уху приложил
Свою ручонку, оттопырив палец,
Веля нам слушать! Пусть Природа будет
Ему подругой юности. Он знает
Вечернюю звезду; раз он проснулся
В большой тревоге (как ни странно это,
Ему наверно что-нибудь приснилось);
Я взял его и вышел с ним -в наш сад;
Он увидал луну и вдруг умолк,
Забыв про плач и тихо засмеялся,
А глазки, где еще дрожали слезы,
Блестели в желтом лунном свете! Полно!
Отцам дай говорить! Но если Небо
Продлит мне жизнь, он будет с детских лет
Свыкаться с этой песнью, чтобы ночь
Воспринимать, как радость. - Соловей,
Прощай, и вы, мои друзья, прощайте!

Перевод: М. Л. Лозинского

Полуночный мороз

Мороз свершает тайный свой обряд
В безветрии. Донесся резкий крик
Совы - и чу! опять такой же резкий.
Все в доме отошли ко сну, и я
Остался в одиночестве, зовущем
К раздумью тайному; со мною рядом
Мое дитя спит мирно в колыбели.
Как тихо все! Так тихо, что смущает
И беспокоит душу этот странный,
Чрезмерный мир. Холм, озеро и лес,
С его неисчислимо-полной жизнью,
Как сны, безмолвны! Синий огонек
Обвил в камине угли и не дышит;
Лишь пленочка из пепла на решетке
Все треплется, одна не успокоясь.
Ее движенья, в этом сне природы,
Как будто мне сочувствуют, живому.
И облекаются в понятный образ,
Чьи зыбкие порывы праздный ум
По-своему толкует, всюду эхо
И зеркало искать себе готовый,
И делает игрушкой мысль.
Как часто,
Как часто в школе, веря всей душой
В предвестия, смотрел я на решетку,
Где тихо реял этот "гость"! И часто,
С открытыми глазами, я мечтал
О милой родине, о старой церкви,
Чей благовест, отрада бедняка,
Звучал с утра до ночи в теплый праздник,
Так сладостно, что диким наслажденьем
Я был охвачен и внимал ему,
Как явственным речам о том, что будет!
Так я смотрел, и нежные виденья
Меня ласкали, превращаясь в сон!
Я ими полон был еще наутро,
Перед лицом наставника вперив
Притворный взор в расплывчатую книгу:
И если дверь приоткрывалась, жадно
Я озирался, и сжималось сердце,
Упорно веря в появленье "гостя", -
Знакомца, тетки иль сестры любимой,
С которой мы играли в раннем детстве.

Мое дитя, что спит со мною рядом,
Чье нежное дыханье, раздаваясь
В безмолвье, заполняет перерывы
И краткие отдохновенья мысли!
Мое дитя прекрасное! Как сладко
Мне думать, наклоняясь над тобой,
Что ждет тебя совсем другое знанье
И мир совсем другой! Ведь я возрос
В огромном городе, средь мрачных стен,
Где радуют лишь небо да созвездья.
А ты, дитя, блуждать, как ветер, будешь
По берегам песчаным и озерам,
Под сенью скал, под сенью облаков,
В которых тоже есть озера, скалы
И берега: ты будешь видеть, слышать
Красу обличий, явственные звуки
Довременного языка, которым
Глаголет бог, от века научая
Себе во всем и всем вещать в себе.
Учитель вышний мира! Он взлелеет
Твой дух и, даруя, вспоит желанья.
Ты всякое полюбишь время года:
Когда всю землю одевает лето
В зеленый цвет. Иль реполов поет,
Присев меж комьев снега на суку
Замшелой яблони, а возле кровля
На солнце курится; когда капель
Слышна в затишье меж порывов ветра
Или мороз, обряд свершая тайный,
Ее развесит цепью тихих льдинок,
Сияющих под тихою луной.

Перевод: М. Л. Лозинского

Песня из "Запольи"

Я увидала столб огня,
До неба вознесенный.
В нем птичка реяла, звеня, -
Певец завороженный.

В тумане светлом утонув,
Он вился, ярок и лучист,
Глаза - огонь, червонный клюв,
А перья - аметист.

И так он пел: "Прости, прости!
О прошлом не грусти.
Цветов увядших не вернуть,
Росинкам дважды не сверкнуть.
Май, счастлив будь!
Пора нам в путь,
В далекий путь!
Прощай! Забудь!"

Перевод: М. Л. Лозинского

 

Любовь

Восторги, страсти и мечты,
Все, что волнует нашу кровь, -
Питает ясный, чистый свет
Твоих лампад, Любовь.

Мне часто снится наяву
Воспоминанье дней былых,
Когда лежал я на холме
У башен вековых.

С зарей мешался блеск луны
И предо мной стояла дева, -
Моя надежда и любовь,
Мой ангел - Женевьева.

Я пел, и слушала она,
Облокотясь у изваянья
Стального рыцаря - в лучах
Закатного сиянья.

Так мало горя и забот
В душе у юной Женевьевы,
Но любо слушать ей мои
Печальные напевы.

Я пел ей повесть старины.
Рассказ был мрачен и печален,
Суров и дик, как скорбный вид
Седеющих развалин.

Она внимала, глядя ниц,
В румянце нежного смущенья,
Боясь взглянуть и встретить взгляд
Любви и восхищенья.

О скорбном рыцаре гласил
Рассказ далекой старины
Как обожал он десять лет
Принцессу той страны.

Как он страдал ... Но мой напев
Подобен страстной был мольбе,
Как будто пел я о другом,
А думал о себе.

Она внимала, глядя ниц,
С волненьем пламенным в крови,
Прощая пристальный мой взгляд,
Исполненный любви.

Когда ж я пел, с каким стыдом
Был верный рыцарь прогнан прочь,
И, обезумев, в чащах гор
Скитался день и ночь,

Как выходя из темных нор,
Иль выбегая из дубрав,
Иль возникая в блеске дня
Среди зеленых трав, -

Как у разбойников отбил
Безумец даму в поздний час, -
Не зная сам, кого от мук
И от позора спас.

И как, в раскаянье обвив
Колена рыцаря рукой,
Пыталась леди возвратить
Душе его покой.

И в тихий грот его взяла
И не смыкала ночью глаз,
Пока в себя он не пришел -
Увы, в предсмертный час,

И прошептал ... Но лишь достиг
Я скорбной повести предела,
И, дрогнув, голос мой упал
И арфа онемела, -

Все то, что властно над душой,
Объяло сердце Женевьевы:
Волшебный вечер, мой рассказ,
И скорбный вздох напева,

И дум и чувств неясный рой,
И страх, дающий жизнь надежде,
И все желанья, глубоко
Подавленные прежде, -

Все потрясло ее до слез -
Любви, восторга, состраданья...
И шепот с губ ее слетел -
Чуть слышный, как дыханье.

Она звала меня - и грудь
Ее вздымалась молодая.
Поймав мой взгляд, она ко мне
Приблизилась, рыдая.

Руками шею обвила,
Приникла робко и несмело,
И мне украдкою в лицо,
Откинувшись, смотрела.

То страсть была - и страх, и стыд,
И было робкое стремленье
Тесней прижать младую грудь -
И скрыть ее волненье.

Но успокоенная мной,
В своей любви призналась дева
И с той поры она - моя,
Мой ангел - Женевьева!

Перевод: С. Я. Маршака

Льюти, или черкесская любовная песня

Я над рекой блуждал всю ночь,
Милый призрак гнал я прочь.
Нет, образ Льюти, не зови,
В душе у Льюти нет любви!

Сиянье зыбкое луны
И звезды дрожащий след
Колебала грудь волны,
Но сильнее падал свет
На белеющий утес,
Скрытый сумраком ветвей...
Так белел меж темных кос
Лоб возлюбленной моей...

Нет, лживый призрак, не зови.
В душе у Льюти нет любви!

Я видел: медленно к луне
Тучка бледная плыла.
Вот просветлела в вышине
И, тая в радужном огне,
Лик луны заволокла.

О, как теперь напоена
Янтарным пламенем она!

Так Льюти я ищу с тоской
И, встретив, радуюсь минуте
И бледной мертвенной щекой
Я пью румянец нежный Льюти
Нет, лживый призрак, не зови -
В душе у Льюти нет любви!

Но тучка дальше плыть должна.
Зачем так скоро, о, побудь!
Но, видно, тучка не вольна,
И снова, пепельно-бледна,
Она плывет в далекий путь...

Так медленно отходит прочь
Все печальней,
Все бледней.
Она скользит в глухую ночь,
Как души мертвых в мир теней.

Так суждено мне без тебя,
О Льюти, в скорби изнемочь,
Томясь, тоскуя и любя!

Там - высоко во тьме ночной -
Я вижу дымку, пар сквозной
Бледней тончайших облаков -
Как бы зефиров легкий рой,
Резвясь на воле ночью ясной,
Унес вуалевый покров
С груди покойницы прекрасной.

Ведь девы также умирали
От нежной страсти и печали...
Нет, лживый образ, не зови -
В душе у Льюти нет любви!

Чу, с обрыва ком за комом
Вниз летит при каждом шаге,
Будто гул, рожденный громом,
Глухо тонет в сонной влаге.
Два стройных лебедя в тиши
Проснулись, зыбля камыши.

О птицы снежные, как пышно
Скользите вы в лучах луны, -
Как будто музыке неслышной
Движенья плавные верны.

Всю ночь блуждайте вы вдвоем
В лучах луны, а спите днем!

Я знаю сад, где Льюти спит.
Беседка милую таит.
В саду жасмины пахнут сладко,
Над ложем свищет соловей.
О голос ночи, мне б украдкой
На миг проникнуть в глубь ветвей,
Как ты, незримый гость ночей!
Там дышут груди молодые,
Вздымаясь тихо в сладком сне,
Как эти лебеди речные
На тихо зыблемой волне!

Нет, лживый призрак, не зови -
В душе у Льюти нет любви!

О, если б Льюти снился сон,
Что я лежу пред ней, безгласный,
Ее жестокостью сражен,
Но все ж, как призраки, прекрасный.

Я рад бы смерти, чтоб во сне
Вздохнула Льюти обо мне...
О призрак! Скорбь мою развей,
Ведь может Льюти стать добрей...

Перевод: С. Я. Маршака

 

 

 

 

наверх