ЗНАКОМИМСЯ ИЛЬ ВСПОМИНАЕМ. Вера Булич

Сосна

Шелест лыж по целине озерной,
Белизна и тишина.
На мысу пустынном тенью черной
Лермонтовская сосна.

В белом царстве, в снежном сне глубоком
Пальмы ли виденье? – Нет,
В строгом созерцаньи одиноком
Ровный снежный свет.

Лишь в стихах столетних и доныне
Память о мечте жива,
О душе, тоскующей в пустыне,
О родной душе слова.

Но они звучат далеким звоном
В замкнутой пустынной тишине.
Реет редкий снег... Иду с поклоном
К одинокой северной сосне.

1938

Синий день

День вылуплялся из тумана,
Огромный, влажно-голубой,
Сияя синью океана
Над облачною скорлупой.

Какая странная свобода! –
Одно синеющее дно
Наполненного светом свода
В моих глазах отражено.

Мой синий день, мой день бездомный,
Как сберегу, как затаю
От жизни трудной, жизни темной
Живую синеву твою!

Сейчас небесно-необъятный,
Во всей начальной полноте,
Ты расточишься безвозвратно,
Ты раздробишься в суете.

Еще останется дыханье,
Воды вечерней грусть и дрожь,
А ты во мглу воспоминанья
Виденьем тусклым уплывешь.

1941

Розовый воздух

Прошумела в небе эскадрилья,
На рассвете пробудив от сна,
И опять лишь ласточкины крылья,
Облака, заря и тишина.

Как чудесно, выйдя из подвала,
Подойти к высокому окну,
Окунуться в воздух небывалый,
В тепло-розовую тишину.

Спят дома, и улицы – пустые,
Пахнет мелом липовый бульвар.
Так глубоко я дышу впервые
И благословляю утра дар.

Много раз в подвал сбежим сегодня,
Просчитав площадки этажей...
Но запомню этот дар Господний,
Всех даров чудесней и свежей.

Лишь одно для сердца непонятно,
Что над черным бедствием войны
Розлит этот воздух благодатный
Розово-медовой тишины.

1941

Родина

Родина – это воздух,
Которым легко дышать,
Небо в знакомых звездах,
Где можно свою отыскать.

Шелест былинной дубравы,
Колосьев тысячный всход,
Древние буйные травы,
Вода ключевая и мед.

Родина – всех поколений,
Всех лет и событий груз,
Мертвых славные тени
И мертвых с живыми союз.

Тяга крови единой,
Радость речи родной...
Родина! – клик лебединый,
Зовущий: домой, домой!

1945

У окна

Ночная птица в зарослях выводит
Короткие спадающие гаммы.
Пастельный месяц из-за клена всходит.
Мир заключен в оконный вырез рамы.

...На полюсе справляют новоселье
Зимовщики на плавающей льдине.
Туристы с корабельного похмелья
Бредут гурьбою к праздничной витрине.

От канонад в Мадриде на соборе
Обрушился карниз витиеватый.
И черная гроза готовит вскоре
Огромные громoвые раскаты.

А тут все то же: зелень, глушь, прохлада...
Замолкла птица, друга не найдя.
На высохших мучных дорожках сада
Вдруг зарябили капельки дождя.

1937

Сирень и ласточки

Изнемогают душные сирени
От непосильной пышности кистей.
Надстольный зонт дает немного тени,
И солнце жжет узоры скатертей.

Все в башнях, трубах небо городское
Над ласточкою – музою весны.
Но ей ли, быстрой, думать о покое
В самозабвенном счастье вышины.

Лишь петь и славить синий мир беззлобный,
Полуденную солнечную тишь...
Но вдруг над улицами вой утробный
Тревогу в небе возглашает с крыш.

Опять – подвалы, узкие темницы,
Сырые чрева каменных домов.
Там наверху – горячий полдень длится,
Там ласточки, сиянье облаков

И пышный цвет сирени изобильной...
А здесь – томленье, холод, слепота,
Тягучий запах плесени могильной
И тяжесть непосильная креста.

1942

Бурелом

Простая жизнь. Свой домик у воды,
Цветы и грядки с изобильем ягод,
Осенних яблонь сочные плоды
И в зимней кладовой припасы на год.

Мечты, мечты... Не время строить дом,
Искать благополучия земного.
Мы – сброшенный на землю бурелом,
К родным корням не прирасти нам снова.

Броди, душа, по миру сиротой,
И в дом чужой ты заходи с опаской,
Чужой не обольщайся теплотой,
К земным вещам не прикасайся с лаской.

Броди, душа, и в дождь, и в снег, и в пыль,
Но береги остатки достоянья:
Свой крест, истертую суму, костыль
И горькие до слез воспоминанья.

1944

Э. П. Вилькен

Достойно начинай свой день
Молитвою, трудом, молчаньем.
Все гуще роковая тень
Над нашим трепетным дыханьем.

Как нежен розовый закат!
Как чист прекрасный голос Музы!
Внимай! – но душу тяготят
Земные горести и грузы.

И от разрушенных домов,
Из черноты разбитых окон
Все явственнее слышен зов
Одолевающего рока.

Благослови короткий день,
Хоть он потрачен был напрасно,
И обернись, вступая в тень:
Заря прозрачна и прекрасна.

1944

Верность

Можно жить в разлуке месяцами,
А пришлось в разлуке жить года.
Но сияет нам за облаками
Вечно та же верная звезда.

Не изменит в жизни память слуха.
Годы, годы без вестей и встреч...
И однажды сердце дрогнет глухо,
Услыхав опять родную речь.

А глазам, усталым от прельщенья,
Вдруг в чужом, чужом со всех сторон,
Просквозят знакомые виденья,
Или их со дна поднимет сон.

Если ветер налетит с востока,
По душе пройдет волненья дрожь:
Запах детства веет издалека,
Издалека дышит медом рожь.

Но всегда сильнее память крови.
Только словом кровное затронь,
Как уже горит в ответном слове
Сердца всколыхнувшийся огонь.

Память крови, круговой поруки.
Голос из могильной темноты,
Голос деда оживет во внуке,
Сердцем своего узнаешь ты.

Память сердца – память состраданья,
Память испытаний и побед.
Много стран на свете для скитанья,
Но страны своей дороже нет.

Можно жить в разлуке месяцами,
А пришлось в разлуке жить года.
Ты спасала чистыми лучами,
Верность, путеводная звезда!

1946