| Всеведенье, я знаю, ты во всех.
Ты переулок мой и дом соседний,
Ты первая слеза и первый смех,
И первая любовь, и взгляд последний.
Разбрызгано, как праздничный огонь,
По искорке на каждую ладонь,
Расколото сызмальства на куски.
По одному на единицу крика,
Ты плачешь и спешишь, как земляника
Засеивать пожарища тоски.
Всеведение. Да, твои осколки
Я нахожу впотьмах на книжной полке.
В кошмарах суеты, в ночном бреду
Своих больных, в заброшенном саду,
В оставленных кострищах, в женских стонах,
В зрачках звериных, в розах озаренных,
В видениях на мраморной стене...
Я отыщу тебя в последнем сне,
В ковчеге тьмы - там твой огонь хранится,
В страницах той книги... * * *
Душа, не умирай. Душа, питайся болью.
Не погибай, насытиться спеша.
Надежда - злейший враг. Гони ее с любовью.
Безумием спасай себя, Душа. Во взлете весь твой смысл, во взлете - и паренье
над суетой - ты крылья сотворишь
из кожи содранной,
и яд стихотворенья
заменит кровь,
и ты заговоришь. * * *
Мне дела нет, что миллионы раз
Картины небосвода повторялись.
Я ухожу за поволоку глаз,
Туда, где карты мира потерялись,
Я ухожу в Тебя, бездонный мир.
В незримые поля под тонкой кожей,
В иное вещество, в другой эфир,
Где все так страшно близко, так похоже,
Что не узнать - ни неба, ни себя -
И сны, как птицы покидают гнезда,
И тайно зреют, взрывами слепя,
Поющие невидимые звезды.
Я ухожу в Тебя - для бытия
В не бывших звуках, я освобождаюсь
Для снов. Твоих - где, может быть, и я,
Не узнанный, в последний раз рождаюсь... * * *
Во мраке просыпаясь звуки шлю тому,
Кого не знаю и люблю,
Кого люблю за то, что не познаю.
Ты слышишь?... Мы живем на сквозняке.
Рука во тьме спешит к другой руке,
И между ними нить горит сквозная.
Ты чувствуешь? Душа летит к душе.
Как близко ты, но мгла настороже
Закрытых окон нет, глаза закрыты.
Во мраке просыпаясь, звуки шлю тому,
Кого не знаю и люблю, и верю, и ищу,
Как знак забытый... * * *
Твой ангел-хранитель ведет себя тихо,
неслышно парит над толпой.
Спеши, торопись утолить свою прихоть,
безумец, ребенок слепой. Он видит все - как вертится земля,
как небо обручается с рекой,
и будущего минные поля,
и сны твои с потерянной строкой. За сумраком сумрак, за звездами - звезды,
за жизнью, наверное, смерть,
а сбиться с дороги так просто, так просто,
как в зеркало посмотреть... * * *
Вкус неба: птица и звезда.
Вкус бытия: звезда и птица
с одной из родственных планет...
Всяк облик поначалу снится,
потом творится. Много лет
душа уламывает тело
отдаться. Медленное дело.
В последний миг придет ответ....
Кто сам себе не удивится,
тому не стоило родиться.
Хоть и под стать велосипед,
Не мускулы вращают спицы,
а превращение примет
в действительность... * * *
Сколько свободы,
о, сколько в Тебе свободы!..
Как Ты делаешь все из свободы,
как меня делаешь?..
Океан -
пью и не выпью,
дышу и не надышусь...
Ненасытность растет,
пьянею,
жажду всего и вся...
Страж границ моих - страх
просыпается -
поздно! - он позади,
а я
свободен,
пройду все испытания... * * *
Ночные мотыльки летят и льнут
к настольной лампе. Рай самосожженья.
Они себя расплавят и распнут
во славу неземного притяженья.
Скелеты крыльев, усиков кресты,
спаленных лапок исполох горячий,
пыльца седая - пепел красоты,
и жажда жить, и смерти глаз незрячий... Смотри, смотри, как пляшет мошкара
в оскале раскаленного кумира.
Ты о гипнозе спрашивал вчера.-
Перед тобой ответ земного мира. Закрыть окно? Законопатить дом?
Бессмысленно. Гуманность не поможет,
пока Творец не даст нам знать о том,
зачем Он создал мотыльков и мошек,
зачем летят живые существа
на сверхъестественный огонь, который
их губит, и какая голова
придумала конец для всех историй
любви... (Быть может, глядя в бездну бездн,
Создатель над Собой Самим смеется.
Какая милость тем, кому дается
искусство и душевная болезнь!..) Летят, летят... В агонии счастливой
сгорают мотыльки - им умереть
не страшно, а с тобой все справедливо,
не жалуйся, душа должна болеть,
но как? * * *
В этой вечнозеленой жизни, сказал мне седой Садовник,
нельзя ничему научиться, кроме учебы,
не нужной ни для чего, кроме учебы,
а ты думаешь о плодах,
что ж, бери, ты возьмешь только то, что возьмешь,
и оставишь то, что оставишь.
Ты живешь только так, как живешь,
и с собой не слукавишь. В этой вечнозеленой смерти, сказал Садовник,
нет никакого смысла, кроме поиска смысла,
который нельзя найти,
это не кошелек с деньгами, они истратятся,
не очки, они не прибавят зрения, если ты слеп,
не учебник с вырванными страницами.
Смысл нигде не находится,
смысл рождается, дышит,
цветет
и уходит с тобою вместе -
иди, ты возьмешь только то, что поймешь,
а поймешь только то, что исправишь.
Ты оставишь все, что возьмешь,
и возьмешь, что оставишь. | Залив.
А может быть, река.
Не знаю.
Были облака.
Их больше нет.
Горит заря.
Но где-то там,
а здесь - не знаю,
от куда свет,
благодаря
какому чуду. ...Вспоминаю:
он светит сам,
но он обязан
и жемчугу своим экстазом,
и изумруду. Здесь я был
тому назад всего лишь Вечность. Я плыл,
я видел оконечность
полувоздушной суши - мыс,
себя теряющий, как мысль,
и эти скалы - их оскалы
прикрыл покладистый песок,
а где не вышло, как лекалы,
лишайник лег наискосок... * * *
Доверчивость живая!.. Смерть и жалость
влекут меня к тебе и тайный звук...
Те девять нот, которыми рождалась
Вселенная на кладбище наук.
Ты родилась, когда предвечный Логос
распался, рухнул, сам себя поправ.
Ткань истины, как ветошь распоролась,
и сонмище изнанок,грязных правд
закорчилась в потугах самозванства.
Рассыпались начала и концы,
раскрылись пасти Время и Пространство,
две мнимость, уроды-близнецы.
Миг нулевой космического цикла:
смерть Знака и зачатье Вещества.
Но раньше ты, Доверчивость, возникла -
крик Истины о том, что не права.
Живая кровь в сосудах мирозданья,
ты и творишь Любовь с тех самых пор,
как застонало первое страданье
в ответ на первый смертный приговор... * * *
Мы сами выбираем образ смерти.
Свою тропинку и обрыв следа -
проносим в запечатанном конверте,
а вскрытие покажет, как всегда.
Толкая нас на риск и самовольство
прохладный господин по кличке Рок
использует и веру, и геройство,
как искушенный карточный игрок.
Он ни при чем, он только исполнитель
твоих желаний и твоих побед,
твой ревностный помощник и ценитель,
твердящий наизусть твой детский бред.
И ты идешь за собственною тенью,
От самого себя бесследно скрыв,
что этот путь - и миг, и лик смертельный -
всего лишь выбор - выбор и обрыв... * * *
Оглушенный собственным эхом,
не узнаешь, поди, сколько силы в груди,
то ли ревом ревешь, то ли смехом,
оглушенный собственным эхом,
не заметишь, поди, что трудов посреди
то ли мохом оброс, то ли мехом,
заглушенный собственным эхом,
заглушенный собственным эхом... * * *
Не плачь, не просыпайся... Я слежу
За полночью, я знаю расписание.
Ты спи, а я тихонько расскажу
Тебе про нас с тобой...
Луна личинкой по небу ползет.
Когда она устанет и окуклится,
Песчинками зажжется небосвод,
И душный город темнотой обуглится...
Не вспыхнет ни фонарик, ни свеча,
Лишь тишины беззвучное рыдание.
И древние старухи, бормоча,
Пойдут во сне на первое свидание.
И выйдет на дорогу исполин.
И вздрогнет город, темнотой оседланный...
Он отряхнет кору песков и глин
И двинется вперед походкою дремотною.
И будет шаг бесшумен и тяжел,
И равномерно почвы колыхание,
И будет город каждым этажом
И каждой грудью знать его дыхание...
Не знает свет, не понимает радуга,
Как можно обходиться без лица
И для чего ночному стражу надобно
Ощупывать уснувшие сердца...
Но я узнал, мне было откровение,
Тот исполин в дозоре неспроста:
Он гасит сны, он стережет забвение,
Чтоб ты не угадал, что ночь пуста.
Когда-нибудь ты босиком побегаешь
По облакам, как наш бумажный змей,
Но ты еще не знаешь, ты не ведаешь,
Какая сила в слабости твоей. * * *
Вдохновение наступает со скоростью смерти.
Вот прямая твоя, протяженностью в жизнь,
сжалась в точку.
Скорость плотнит пространство.
Смерть, пружина пружин, разжимается, чтобы
состоялась судьба
и все твои кривизны исчезли.
И нет тебя,
есть Вдохновение. * * *
...И этот дождь закончится, как жизнь...
И наших душ истоптанная местность
с провалами изломов и кривизн
вернется в первозданную безвестность. Там, в темноте, Предвечная Река
к своим пределам тени предков гонит,
и мечутся, как звери, облака
под взмахами невидимых ладоней,
и дождь, слепой, неумолимый дождь,
питая переполненную сушу,
пророчеством становится, как дрожь
художника, рождающего душу. ...И наши голоса уносит ночь...
Крик памяти сливается с пространством,
с молчанием, со всем, что превозмочь
нельзя ни мятежом, ни постоянством...
Не отнимая руки ото лба,
забудешься в оцепененье смутном,
и сквозь ладони протечет судьба,
как этот дождь,
закончившийся утром. * * *
И каждый вечер так: в холодную постель
с продрогшею душой, в надежде не проснуться,
и снова легион непрошеных гостей
устраивает бал... Чтоб им в аду споткнуться! Нет, лучше уж в петлю. Нет, лучше уж любой,
какой-нибудь кретин, мерзавец, алкоголик,
о лишь бы, лишь бы Тень он заслонил собой
и болью излечил - от той, последней боли... О, как безжалостно поют колокола,
как медленно зовут к последнему исходу,
но будешь жить и жить, и выплачешь дотла
и страсть, и никому не нужную свободу... * * *
...и когда придется начать с начала,
возвращайся опять сюда,
отдохни и снова
ищи свой путь,
он уведет тебя к дорогам другим,
и начало трудно будет припомнить,
снова заблудишься и опять
придется начать с начала, и снова
придешь сюда.
Места эти будут другими,
но ты их узнаешь. |
Свежие комментарии