На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии (информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети "Интернет", находящихся на территории Российской Федерации)

Хвастунишка

6 780 подписчиков

Свежие комментарии

  • Наташа Ширинская
    Огромное спасибо за публикацию! Узнала очччень много интересного... Валерий Константиныч мой самый лучший друг... Име...НОСТАЛЬГИЯ. Песни...
  • Егор Иванов
    Правда?Древние цивилизац...
  • selyger ger
    И тут все вымерли..!Самые таинственны...

Гумилев и Бетховен, или Беседы о музыке

Как Гумилёв доказал, что музыку не понимает никто

Поэт Николай Степанович Гумилев был полнейшим профаном в музыке: не любил, не знал и не понимал её. Однако он настойчиво утверждал, что о музыке можно говорить все, что угодно: не понимает её будто бы никто.

В редакции «Всемирной литературы» он как-то увидел ученейшего, авторитетнейшего музыковеда Николая Александровича Бруни и сказал приятелям:

— Сейчас я с ним заведу разговор о музыке, а вы слушайте! Только вот о чем? О Бетховене? Что там Бетховен написал?

Ах, да, «Девятая симфония», знаю…

Он подошел к Бруни и завел такой разговор:

— Как я рад вас видеть, дорогой Николай Александрович! Именно вас! Знаете, я вчера всю ночь почему-то думал о Бетховене. По-моему, у него в «Девятой симфонии» мистический покров превращается в нечто контрапунктически-трансцедентное лишь к финалу… Вы не согласны? В начале тематическая насыщенность несколько имманентна… как, например, в ноктюрнах Шопена…

Тут на лице Бруни выразилось легкое изумление, брови поднялись. Гумилев спохватился:

— Нет, конечно, не того Шопена… нет, — Шопена проблематического… Впрочем, я у него признаю лишь третий период его творчества! Но у Бетховена слияние элементов скорей физических с элементами панпсихическими в «Девятой симфонии» находит свое окончательное выражение в катарсисе, как у Эсхила… или, нет, не у Эсхила, а, скорей, у Еврипида…

Длилась эта вдохновенная импровизация минут десять. Под конец Бруни взволнованно сказал:

— Николай Степанович, вы должны непременно написать это! Непременно! Все это так оригинально, так ново, и позволю себе сказать… нет, не скромничайте, не возражайте!... все это так глубоко! Вы меня чрезвычайно заинтересовали, Николай Степанович.

Торжествующий Гумилев возвратился к приятелям.



— Ну что? Кто был прав? И ведь какую околесицу я нес!

Источник

наверх