МЫ ИХ ЧИТАЕМ В ПЕРЕВОДЕ. Эдгар Ли Мастерс

Элмер, Герман, Берт, Том и Чарли,  Слабый волей, крепкий в труде    шут, пьяница, забияка? —  Все, все спят, спят на холме. Того доконала Тот сгорел в шахте, Того прикончили в Тот умер в оковах, Тот сорвался с моста, работая на жену и детей Все, все спят, спят, спят на холме. Где Элла, Кейт, Мэг, Лиззи и Эдит,  Нежное сердце, простая душа, хохотушка,    гордячка, счастливица?- Все, все спят, спят на холме. Та умерла от тайных родов Та-от неразделенной любви, Та — от руки какого-то мерзавца в борделе, Та — от уязвленной гордости, в ожидании    желанного счастья, Та, прожив всю жизнь в далеком Лондоне и Париже  Была похоронена здесь Эллой и Лиззи и Мэг. — Все, все спят, спят, спят на холме. 
Где дядя Айзек и тетя Эмили,  И старый Тауни Кинкейд и Сэвинь Хоутон,  И майор Уокер, толковавший о революции  С почтенными согражданами? —  Все, все спят, спят на холме. Сюда принесли сыновей, которых убила война, И дочерей, которых раздавила жизнь, И сирот, оставшихся после их смерти.

- Все, все спят, спят, спят на холме. 
Где старый скрипач Джонс, Который играл с жизнью целых девяносто Бросая вызов непогоде своей распахнутой Пьяный, буйный, забывший и жену, и родных, И деньги, и любовь, и небо? Слышите, он болтает о пирушках былых времен, О скачках былых времен в Клере Гроуве, О том, что Эби Линкольн сказал Однажды в Спрингфилде.

Перевод И. Кашкина

Струятся волны бессмертной музыки От меня, ничтожной и безвестной: «Без злобы и ненависти!», «Ко всем — милосердье!» Из глуби моей — прощение миллионам от миллионов, Лицо великодушного Народа В сиянии истины и справедливости. Я, Энн Ратледж, спящая здесь В земле, под буйными травами, Была любима Авраамом Линкольном, Но брачным союзом нашим Стала вечная разлука. Расти, о цветущее древо Республики, Из моей груди, распавшейся в прах. 

Всегда видеть все стороны всяких вопросов; Всегда быть на стороне всех, быть всем и ничем подолгу: Извращать истину, оседлав ее, выгоды ради; Играть на высоких стремлениях и на страстях человека Для достижения низкого замысла, хитростной цели; Подобно античным актерам, носить маску Своей газеты в восемь страниц — скрываться за нею. Рявкая в рупор ее заголовков: «Вот я, Титан»,— А на деле живя жизнью мелкою вора, Отравленного безликим признаньем Вашей скрытной душонки; За деныги собирать накипь со сплетен И пускать ее по ветру, как месть за обиду; Публиковать документы, Отнимающие честь, а иной paз и жизнь; Побеждать любою ценой, лишь не ценой своей жизни; Опьянев от дьявольской мощи, толкать культуру на свалку, Словно безумец-дегенерат, который кладет на рельсы бревно И пускает поезда под откос; Быть редактором, вроде меня,— И лежать здесь, у реки, под обрывом, Куда стекают все нечистоты селенья, Куда сваливают пустые жестянки, отбросы и мусор, Где матери зарывают свой недоношенный плод. 

Я ездила на танцы в Чэндервилл И играла в «третий лишний» в Уинчестере. Однажды, возвращаясь домой лунной ночью В июне, мы обменялись партнерами, И так я и Дэвис нашли друг друга. Мы поженились и жили вместе семьдесят лет, Радовались, работали, воспитывали  Их было двенадцать, но восемь мы До того, как мне исполнилось Я хлопотала по дому, ходила за Я, ткала, работала в саду, а по праздникам Бродила по полям, прислушиваясь к песне Жаворонка, или вдоль реки, собирая ракушки, Цветы и лекарственные травы, И окликала лесистые холмы, И пела песни зеленым долинам. А когда мне минуло девяносто шесть лет, Прожив сполна свой век на этом свете, Я познала сладостный покой. Что вы там говорите про горе, усталость, Обиды, невзгоды, обманутые надежды? О вырождающееся поколение, Вам ли меряться силами с жизнью? Тот, кто любит жизнь, Всей жизнью ей платит.