Да́нте Алигье́ри (итал. Dante Alighieri, полное имя Дуранте дельи Алигьери, последняя декада мая 1265 — в ночь с 13 на 14 сентября 1321) — итальянский поэт, мыслитель, богослов, один из основоположников литературного итальянского языка, политический деятель. Создатель «Комедии» (позднее получившей эпитет «Божественной», введённый Боккаччо), в которой был дан синтез позднесредневековой культуры.
Данте Алигьери, мыслитель и поэт, постоянно ищущий принципиального основания всему, что происходило в нём самом и вокруг него, именно эта вдумчивость, жажда общих начал, определённости, внутренней цельности, страстность души и безграничное воображение определили качества его поэзии, стиля, образности и абстрактности.
Первые произведения Данте датируются 1280-ми годами. В 1292 году им была написана повесть об обновившей его любви «Новая жизнь» («La Vita Nuova»), составленная из сонетов, канцон и прозаического рассказа-комментария о любви к Беатриче. «Новая жизнь» считается первой в истории мировой литературы автобиографией. Уже в изгнании Данте пишет трактат «Пир» (Il convivio, 1304—1307).
Создавал Алигьери и политические трактаты. Позже Данте очутился в водовороте партий, был даже завзятым муниципалистом; но у него была потребность уяснить для себя основные принципы политической деятельности, поэтому он пишет свой латинский трактат «О монархии» («De Monarchia»). Данное произведение — своеобразный апофеоз императора-гуманиста, рядом с которым он желал бы поставить столь же идеальное папство. В трактате «О монархии» сказался Данте-политик. Данте-поэт отразился в произведениях «Новая жизнь», «Пир» и «Божественная комедия».
Отрывки из произведений
«Новая жизнь»
С другими дамами вы надо мной
Смеетесь, но неведома вам сила,
Что скорбный облик мой преобразила:
Я поражен был вашею красой.
О, если б знали, мукою какой
Томлюсь, меня бы жалость посетила.
Амор, склонясь над вами, как светило,
Все ослепляет; властною рукой
Смущенных духов моего сознанья
Огнём сжигает он иль гонит прочь;
И вас один тогда я созерцаю.
И необычный облик принимаю,
Но слышу я — кто может мне помочь? —
Изгнанников измученных рыданья.
***
Паломники, бредущие в заботе
О чём-то, что, наверное, вдали
Оставили, — ведь из чужой земли
Вы, судя по усталости, бредёте,
Уж вы не потому ли слёз не льёте,
Что в город скорбный по пути зашли
И слышать о несчастье не могли?
Но верю сердцу — вы в слезах уйдете.
Услышанное при желанье вами
Едва ли вас оставит в безразличье
К тому, что этот город перенёс.
Он без своей остался Беатриче,
И если рассказать о ней словами,
То сил не хватит выслушать без слёз.
«Божественная комедия»
Земную жизнь пройдя до половины,
Я очутился в сумрачном лесу,
Утратив правый путь во тьме долины.
Каков он был, о, как произнесу,
Тот дикий лес, дремучий и грозящий,
Чей давний ужас в памяти несу!
Так горек он, что смерть едва ль не слаще.
Но, благо в нем обретши навсегда,
Скажу про все, что видел в этой чаще.
Не помню сам, как я вошел туда,
Настолько сон меня опутал ложью,
Когда я сбился с верного следа.
Но к холмному приблизившись подножью,
Которым замыкался этот дол,
Мне сжавший сердце ужасом и дрожью,
Я увидал, едва глаза возвел,
Что свет планеты, всюду путеводной,
Уже на плечи горные сошел.
Тогда вздохнула более свободной
И долгий страх превозмогла душа,
Измученная ночью безысходной.
И словно тот, кто, тяжело дыша,
На берег выйдя из пучины пенной,
Глядит назад, где волны бьют, страша,
25 Так и мой дух, бегущий и смятенный,
Вспять обернулся, озирая путь,
Всех уводящий к смерти предреченной.
***
О Вышний Свет, над мыслию земною
Столь вознесенный, памяти моей.
Верни хоть малость виденного мною
И даруй мне такую мощь речей,
Чтобы хоть искру славы заповедной
Я сохранил для будущих людей!
***
О, если б слово мысль мою вмещало, -
Хоть перед тем, что взор увидел мой,
Мысль такова, что мало молвить: "Мало"!
О Вечный Свет, который лишь собой
Излит и постижим и, постигая,
Постигнутый, лелеет образ свой!
Круговорот, который, возникая,
В тебе сиял, как отраженный свет, -
Когда его я обозрел вдоль края,
Внутри, окрашенные в тот же цвет,
Явил мне как бы наши очертанья;
И взор мой жадно был к нему воздет.
Как геометр, напрягший все старанья,
Чтобы измерить круг, схватить умом
Искомого не может основанья,
Таков был я при новом диве том:
Хотел постичь, как сочетаны были
Лицо и круг в слиянии своем;
Но собственных мне было мало крылий;
И тут в мой разум грянул блеск с высот,
Неся свершенье всех его усилий.
Здесь изнемог высокий духа взлет;
Но страсть и волю мне уже стремила,
Как если колесу дан ровный ход,
Любовь, что движет солнце и светила.
Чистилище, XXXIII
И Беатриче, скорбью повита,
Внимала им, подобная в печали,
Быть может, лишь Марии у креста.
Когда же те простор для речи дали,
Сказала, вспыхнув, как огонь во тьме,
И встав, и так слова её звучали (...)
И, двинувшись в предшествии седмицы,
Мне, женщине и мудрецу - за ней
Идти велела манием десницы.
И ранее, чем на стезе своей
Она десятый шаг свой опустила,
Мне хлынул в очи свет её очей.
Свежие комментарии