Была прескучной книга,
Картинки – ей подстать;
И вдруг, одну увидев,
Я бросил том листать:
У бабушкиной двери,
Селяночка, видать,
Стоишь ты, – потрясенье
Моё не передать!

Сидел я неподвижно,
В открытый глядя том,
И если бы удода
С гигантским мотыльком
К окну вдруг притащило
В убранстве золотом,
Вот так же я застыл бы
При зрелище таком.

В твоём лице, я видел,
Вовсю цвела весна,
Но лету не спешила
Отдать тебя она:
Стояла ты, по-детски
Изящна и нежна,
А прелесть женской стати
Была уже видна.

Тобой я любовался,
Но, вздоха не тая,
Хотел примкнуть к счастливцам,
Тебя знававшим, я,
Узнать, какою помнят
Тебя твои края,
Увидеть, как походка
Пленяла всех твоя.

Сидел я, погружаясь
В ту жизнь твою, в тот дом,
Где ты была счастливой
И прежде, и потом,
Где бабушка сидела
В своём углу с шитьём,
Где утром просыпаясь,
Ты думала – о ком?

Кто пальчик твой украсил
Славнейшим из колец?
Какой-то сельский парень,
А может быть, кузнец,
Смущённо запинаясь,
Тебя звал под венец –
И чувств твоих ответных
Дождался наконец!

О вас я думать начал:
О по его вине
Надутых губках, клятвах,
Прощаньях при луне,
О том, как целовались
Вы летом в ячмене, –
Бесстыдники вы, оба!..
Хотелось плакать мне.

Блаженство и страданье
Изведал я при том.
Сонм лиц неразличимых
Возник в мозгу моём;
Глаза, чтоб разглядеть их,
Прикрыл – пустой приём:
Они, в сознаньи вспыхнув,
Мгновенно гасли в нём.

Я главное заметил,
И этим был согрет:
Там много лиц девичьих
Струили нежный свет;
С Любовью, Жизнью, Счастьем
Был связан их расцвет
И сотню лет, и тыщу,
И десять тысяч лет.

Я главное заметил:
Там вид мне явлен был
Твоих прабабок юных –
Влюблённых, полных сил,
Чьих уст очарованье
И душ отважных пыл
Тебе даны, чтоб мир наш
Невесту получил.