Начало ЗДЕСЬ
Антонен Арто с его новым видением, в наибольшей степени воплотившемся в концепции Театра жестокости, стал разрушителем понимания культуры как кладбища артефактов, противопоставив ему культуру как творящую жизнь здесь и теперь, в едином сценическом пространстве.
Театр жестокости Антонена Арто вырос из его размышлений, является ли культура только Пантеоном, в котором складируются произведения искусства, некогда восхитившие, или это живая сила, существующая поверх всего сотворенного, энергия, способная преобразовать жизнь, никуда не исчезающая, даже если исчезнут все музейные сокровища мира.
Если верно, что мы отстаем от культуры запада примерно на полвека, а то и больше, то мне лично становится страшно. Потому что по силе воздействия на человека новая концепция культуры Арто, а потом и его последователей (Жан-Луи Барро, Пьер Гийота, Луи-Фердинанд Селин и других) стоит на порядок выше воздействия культуры традиционной.
Жестокость в понимании Арто – это не кровь и насилие, а предельное обнажение с помощью физического тела эмоций и смыслов, полного слияния тела с мыслью, которая становится с его помощью видимой. Это - единство жизни и смерти в их нерасторжимой связи.
В этом пространстве пределов страшно и хочется одного - отвернуться, закрыть глаза, сказать «нет, это не так», что это бред наркомана. Не читать, не слышать, не смотреть – первая реакция нормального человека.
Именно такая реакция последовала на статьи Арто о Театре жестокости, образ которого он отразил в образе чумы. Чума - высшее зло: она ведет либо к смерти, либо к возрождению, она перестраивает, как любая трагедия и смертельная болезнь, все сознание и отношение к жизни, но она же - предвестница страшных катаклизмов, разломов, войн и политических катастроф.
Само появление Театра жестокости в начале тридцатых было предвестником катастрофы, разразившейся в 1939 году. В 1946 Арто вспомнил свою встречу с Гитлером в 1932 году. В разговоре Гитлер говорил, что собирается навязать Европе свою идею, на что художник ответил: «Это безумие – руководить людьми идеями, а не действием». После этого между ними разгорелся скандал.
Арто хотел влиять на жизнетворчество только действием, причем действием, испробованном прежде всего на себе. В своей основополагающей статье «Театр как чума» Арто проводит параллель между тем, что происходит с людьми, пережившими чуму, и тем, какое действие должен производить театр в сознании человека.
«Театр, как и чума, — это кризис, который ведет к смерти или выздоровлению. Чума является высшим злом, потому что она свидетельствует об остром кризисе, после которого приходит или смерть, или предельное очищение. Но театр тоже зло, так как он представляет собой высшее равновесие, которого нельзя достичь без потерь».
Неприятие обществом идей Арто, отсутствие финансов для их реализации заставили его решиться на театральное представление своего эссе о Театре жестокости, воспользовавшись приглашением прочитать в Сорбонне интеллектуальную лекцию. Представление состоялось в апреле 1933. Его подруга, присутствовавшая на чтении, так описывает это событие:
«Его лицо было искажено мукой, было видно, что его волосы намокли от пота. Он выпучил глаза, его мускулы свела судорога, пальцы пытались сохранить гибкость. Казалось, у него пересохло и пылало горло, болели, горели, лихорадили все внутренности. Он бился в агонии. Он кричал. Он был в исступлении…
Сперва публика онемела. Потом они начали смеяться. Все смеялись! Свистели. Потом один за другим начали уходить, шумно, разговаривая, протестуя. Они хлопали дверью, когда уходили… Больше протеста. Больше насмешек. Но Арто продолжал до последнего вздоха. И остался на полу…
Его оскорбили, расстроили насмешки. Он выплеснул свою злость. «Они всегда хотят слушать о чем-то; они хотят обычную конференцию на тему «Театра и Чумы», а я хочу дать им живой опыт, настоящую чуму, ужаснуть их и разбудить. Я хочу разбудить их. Они не понимают, что они мертвы. Их смерть тотальна, как глухота и слепота. Я изображал агонию. Собственную, да, и всех вокруг».
Брехт и Арто
Арто строил свой Театр на принципах, возвращающих человека к первоосновам жизни, но главным было осознание того, что все начинается с самоистязания творца: чтобы зритель начал тебя слушать, это - необходимое условие. Если слова «мне холодно» не вызывают в другом такого же холода, какой испытывает их произносящий, то слова мертвы. И поэзия, не вызывающая ответной дрожи в читателе, тоже мертва.
Настоящий поэт не тот, кто использует слова и словесные формулы, расставляя их в определенном порядке, а тот, кто вызывают ответные чувства и отнюдь не словами, а тем, что между ними: музыкальностью, ритмами, их перебивками, эмоциональными звуками, в конце концов, мурашками.
Арто хотел выстроить Театр, в котором главные не драматург и слово, а действие, организуемое режиссером-магом, подчиняющим себе все сценическое пространство – от актера до освещения и музыки. Слово можно повторить, а в Театре Жестокости все неповторимо, все, что можно повторить, должно быть уничтожено.
«…Это театр, устраняющий автора в пользу тому, кого мы на нашем западном жаргоне называем режиссером; но он становится колдуном, хозяином священных обрядов … Сочетание образов и движений, при конспирации предметов, молчаний, криков и ритмов, будет происходить во время создания истинного физического языка, основанного на знаках, а не на словах
…Давайте признаем, что то, что уже было сказано не стоит повторять снова; что выражение обесценивается, если произносится дважды и не живет вторую жизнь; что каждое произнесенное слово мертво и критично только в момент его произнесения, что когда форма использована, она уже бесполезна, и требует от нас лишь нахождения следующей формы, и что театр единственное место в мире, где однажды произведенный жест больше не повторяется».
Такой Театр – это активная культура, в котором используются все языки: жесты, крики, свет, шум, музыка, все, что выводит зрителя из сонного состояния и возвращает к осмысленности жизни и ее первоосновам. Ни один язык и ни одно действие здесь не являются священными и неприкосновенными.
Экспериментальный проект Театра жестокости ставил целью изменить сознание, стать местом жизнетворчества, где Бытие открывается заново. Арто открыл Театр как действие, как акт, разрушающий все стереотипы, существующие в обществе, а в пределе - и само общество. И если миссия Театра в этом, то он будет работать как пулемет.
Арто создавал только то, во что верил сам, развивая свои представления до крайней точки, до предела, реализуя идею Театр жестокости, прежде всего, на самом себе, доводя свои образы до высшей точки - до галлюцинаций и катастрофы.
Он закончил свою жизнь полным саморазрушением и уничтожением, как и хотел в своем пределе. Его статьи, путешествия, образы, сама его физическая жизнь – всё было творчеством, движением к огненной сущности жизни и личным Театром Жестокости.
Тина Гай
Продолжение следует
Свежие комментарии