Морской пейзаж с солнцем и орлом Свободней многих птиц орел взлетает над Сан-Франциско; свободней многих странствий взмывает ввысь, воспаряет и несется ввысь во все еще открытые пространства; слетевший с гор, спустившийся вниз, высоко над океаном, где закат повис, — отраженье себя. Он воспаряет ввысь, кружась и кружась, где гидропланы кружили, где истребители сбивали. Он летает вокруг полыхания красного солнца, поднимается, и скользит, и спускается тем же путем, теперь над океаном, теперь над землями, высоко над тонущими в песке вихрями, где когда-то русские горки кружились петлями, парящий орел в лучах заходящего солнца — Все, что осталось от нашей дикой природы. Ведя без прав старую развалюху Ведя без прав старую развалюху в начале века мой отец въехал в мою мать во время развеселой поездки по Кони Айленд последив друг за другом за ужином недалеко от французского пансиона И решив прямо там и тогда, что она вся целиком для него, он последовал за ней в парк отдыха того вечера, где бурная встреча их эфемерной плоти на колесах столкнула их вместе навсегда И теперь я на заднем сиденье их вечности, и тянусь к ним, чтобы обнять их. Мир прекрасное место Мир — прекрасное место чтоб в нем родиться, если не прочь ты повеселиться, но не всегда здесь так отрадно, приготовься вкусить и толику ада сейчас и потом, когда все отлично, потому что даже на небе не поют все время. Мир — прекрасное место чтоб в нем родиться, если только тебя не заботит, что люди здесь умирают все время или всего лишь страдают время от времени, и будет лишь половина беды, если это не ты. Ах, мир — прекрасное место чтоб в нем родиться, если тебя не слишком смущают несколько мертвых умов на высших постах и бомба иль две, сейчас и потом, в твоих возведенных к небу глазах иль несуразности другие, такие, как наше общество Марки Торговой — жертва со своими людьми знаменитыми, со своими людьми вымирающими, со своими священниками, и другими лицами карающими, и с различными сегрегациями, и со своими конгрессами и разговорами, и другими запорами, которые наша глупая плоть наследует. Да мир — это лучшее место из всех, ведь он позволяет так много: устраивать комические сцены, и устраивать любовные сцены, и устраивать драматические сцены, и петь непристойные песни, и вдохновляться, и вокруг гулять, рассматривая все в подряд, и цветы нюхать, и статуи освистывать, и даже думать, и людей целовать, и детей рожать, и носить трусы, и шляпами размахивать, и танцевать, и в реках купаться, на пикниках в середине лета, и просто «жизнь прожигать». Да, но после, точно посредине этого всего приходит, улыбаясь, гробовщик. | Постоянный нелепый риск Постоянный нелепый риск и смерть, когда он выступает над головами зрителей своих; поэт как акробат по рифме лезет вверх к высокому канату своего творения, и, балансируя на быстрых взглядах над морем лиц, проходит свою дорогу к нового дня порогу, исполняет антраша и жонглерские трюки, и другие искусные фокусы, и все без ошибок, без единой, чем бы они не были. Ведь он экстра-реалист, который просто должен понимать всю правду пред взятием новых высот и вершин в его эфемерном продвижении вперед к высшим пьедесталам, где Красота стоит и ждет, отягощенная, чтоб смерти бросить вызов. А он — маленкий чарличаплин, который может поймать, а может — нет, ее прекрасную вечную идею, распыленную в пустом пространстве сущестования. Мерцающий свет Мерцающий свет Сан — Франциско — ни твой, Восточный Берег, свет, ни твой, Париж, жемчужный свет. Свет Сан — Франциско — это моря свет, свет острова. А свет тумана, покрывшего холмы, дрейфует в ночь сквозь Голден Гейт, чтоб на рассвете лечь на город. А после поздними и тихими утрами, когда туман уже сгорел, солнце разукрашивает белые дома светом моря Греции, и четкими и ясными тенями, город делая таким, как будто бы его только что нарисовали. Но в четыре прилетает ветер, подметая поля. А после — покрывало света раннего утра. А после — уже другое полотно, когда новый туман наплывает. И в долину света город уплывает, дрейфуя в океане. Номер 8 Ее лицо, что темнота убить могла в одно мгновение, лицо, которому легко так было нанести ранение иль смехом, или светом; и скажет мне она однажды летом, устало свои руки опуская: «Мы ночью по-другому размышляем» И процитирует Кокто. «Я чувствую, что ангел есть во мне как будто» — она произнесет — «А я его все время прогоняю». Потом взгляд отведет и улыбаясь, привстанет и вздохнет, затем пристанет во всей усладе тела своего и упадет чулок с нее. Номер 20 Дешевая кондитерская за Эль — то место, где я впервые влюбился невообразимо Мармеладки сгорали в полумраке того сентябрьского дня А кот бродил по лавке среди лакричных палочек, продажных булочек и, Ох, Парень, Жвачки Снаружи листья опадали, умирая А ветер солнце прочь унес Вбежала девушка Волосы ее дождем спадали Бездыханна грудь ее была в том зале маленьком Снаружи листья опадали, выкрикивая: «Рано слишком! Рано слишком!» *** |
Свежие комментарии